Когда он умер, ему было 34 года. Валентин…красивое имя. Разбитое чёрно-белое фото с книгой в руке. Памятник с красной звездой. Я думаю о нём, как о родном. И, положив конфеты на могилку (думаю, он любил конфеты), молча с ним разговариваю. Я спрашиваю его: «Каким ты был?». И его улыбка мне отвечает: «Весёлым». Я спрашиваю его: «Какие звуки тебе нравились?». И пальцы перелистывают шелестящие странички. Я спрашиваю его: «Кем была та, которую ты любил?». И он смотрит на меня бесцветными глазами застеклённой картинки. Нет ничего крепче немых связей и фантазии. Но однажды опускаешь глаза вниз. На съёжившуюся шелуху земли под ногами, на остатки металлического надгробия. Думаешь: «А ведь я стою на его голове. Там, прямо под моими ботинками лежит его сгнившее тело. Как, должно быть, обидно быть обломками человека». Каждый год я прихожу к нему в гости и утешаю. И с каждым годом его фото блекнет. Как хорошо, что нас никто не слышит.